Продолжаю публиковать отрывки из книги, которую рассчитываю когда-то издать. Названия нет, а рабочее — «Как мы пришли в игры против казино». Прошлая часть здесь.

******************  
 
…Входя в круг коммерческих игроков я волей-неволей стал присматриваться к другим интеллектуальным играм, за пределами шахматной доски. Это были карты.

Самой знакомой из карточных коммерческих игр был для меня преферанс. В преферанс в СССР играли все. В смысле, все приличные люди. Наш павильон не был исключением.

Мой опыт преферанса был минимален. Научил меня играть Паровоз – мой школьный товарищ по парте, двоечник и хулиган из неблагополучной семьи. В преферанс он играл отлично.
Так зачастую и происходит. Интеллектуальные качества человека и его оценка обществом не просто не совпадают. Зачастую они противоположны. Паровоз был одним из тех изгоев.

Сам я играл в преферанс еле-еле. Ничего в нем не понимал, да и не желал понимать. Мне нравилось поднимать карты, назначать игру и брать взятки. Пожалуй, это все.
Поэтому парковый преферанс был мне не по зубам. Я это понимал и не парился. Просто наблюдал, стоя за спиной у игроков, когда такое было позволительно – за спиной у хороших знакомых.
Но чувствовал и определенный зуд. Шахматами я зарабатывал, а поиграть в карты мне хотелось для души. Сдерживался. Ни разу я не сел в преферанс. Разве что, когда играли без ставки, а такое порой случалось. Игра была радостью народа. Здесь встречались разные игроки. Некоторые были без дeнeг, но с удовольствием играли друг с другом. Безо всякой ставки.


Прямым родственником преферанса был бридж. Но бриджа у нас в парке не было. Он вообще был редкостью для СССР. Эпоха была не та. Во всех смыслах слова. Преферанс был целым миром. Иррациональным, по сути своей. А бридж… бридж – это как призвук, как фантом. Фантом того, что само по себе иррационально… Эпоха была не та. Во всех смыслах.

Был и покер. Архаичный закрытый дро-покер с обменами. Играли в него редко, но неистово. С «варами», «делёжками» и прочими атрибутами подворотен.

И очень популярна была сека (другое название — «сикка»). Почему – объяснить не могу. Представляя собой нечто вроде упрощенной формы покера, игра почему-то завоевала сердца игроков. Возможно, из-за внешней простоты. Наверняка из-за динамичности – кон сикки занимал от силы минуту. Понаблюдав за игрой какое-то время, я стал подумывать, что мог бы, наверное, принять участие именно в этой коммерческой игре. Добавить к своему шахматному арсеналу немножечко игроцкого перцу. Ставки были невысоки, а игра внешне проста.

Однако ни покер, ни сикка мне не нравились. Совсем не нравились. И даже не в самих играх было дело. К играм я относился с определенным интересом. Играл с близкими товарищами прямо там, в павильоне. В те часы, когда не было шахматных «клиентов».
Люди карточные не нравились. Те, кто играл в покер и сикку, и то, как они играли. Я уже хорошо знал местную публику. В эти игры играли самые скандальные, самые беспокойные и кляузные люди павильона. И играли  также – с кляузами и скандалами. Шум-гам-споры и крики. Могли наорать и на людей, по неосторожности, из любопытства, к их гадюшнику приблизившихся.
Мне, воспитанному в шахматных стандартах духа, это претило. У шахматистов все было по-другому…

**************  

Лет пять спустя после описываемых событий, я как-то гулял по парку со своей институтской подругой. Учились мы тогда где-то на первом-втором курсе. Формально уже взрослые люди, по сути – еще дети. И оказались рядом с павильоном. Я предложил подружке посмотреть на «места боевой славы».

Подходим. Сидят люди, играют. Все чин чином. Я сразу предупредил подругу, чтобы вела себя скромно и незаметно. Главное, чтобы молчала. Понимая, что эта часть самая сложная, несколько раз акцентировал требование. Молча! Подружка согласно и энергично кивала красивой своей головкой. Мол, все поняла и уже получается.
Стоя за спиной у игроков и зрителей – а зрителей около стола было много – я шепотом объяснял подружке все хитросплетения происходящего действия. Рассказал про игру на дeньги, про ограничения по времени, про гандикап. Подружка смотрела во все глаза и энергично кивала.

Потом подробней рассказал про шахматные часы, по которым активно дубасили соперники, находясь к тому моменту в глубоком цейтноте. Рассказал про контроль времени. Показал флажки и обратил внимание, как они поднимаются по мере истечения времени. Сказал, что, когда время закончится, то флажок, перевалившись через минутную стрелку, рухнет вниз. И, сделав страшные глаза, предупредил, что, если вдруг она заметит упавший флажок, чтобы ни в коем случае не озвучивала это. Поскольку люди играют на дeньги, и именно соперник должен заметить упавший флажок и остановить часы. Стал подробно рассказывать, как это влияет на исход партии. Увлекся и полез в дебри шахматной истории, а там – уверяю вас — есть что рассказать восемнадцатилетней красавице.

- Ой! Флажок упал!

Так легко и незатейливо было прервано мое повествование.  Драматично как история финальной партии матча Ласкер-Шлехтер. И неотвратимо как октябрьские иды на Площади Согласия. Только вот в отличие от тех октябрьских ид, моя подружка сама была гильотиной. А я-то как раз выступал в роли Марии-Антуанеты.

В наступившей тишине игроки подняли взгляды на нас. Меня в этот миг больше всего интересовало, есть ли теоретическая возможность провалиться сквозь асфальт. Еще я успел быстро подумать, как бы я поступил на месте игроков, особенно того, который уронил флажок. Колеблясь в выборе между возможными орудиями убийства, склонялся все же к голым рукам.

Подружка фыркнула, взвизгнула, прижала ладони к лицу и, давясь от смеха, побежала прочь от стола. Я остался стоять – а что мне было делать?! Соперники молча переглянулись, расплатились, еще раз посмотрели на меня… и молча начали новую партию.

Много лет спустя, когда я избрал профессией другую интеллектуальную игру, часто вспоминал ту древнюю историю. Аристократия духа – такая штука. Не в банкролле кроется. Не в профессии и не в ученой степени. Не в уме или образовании. 
В сердце и выбранной игре …